Гойя

(30.3.1746, Фуэндетодос, близ Сарагосы, - 16.4.1828, Бордо), испанский живописец, гравёр, рисовальщик. Сын мастера-позолотчика и дочери обедневшего дворянина. С 1760 учился в Сарагосе у Х. Лусана-и-Мартинеса. Ок. 1769 отправился в Италию. В 1771, получив вторую премию пармской АХ за картину на тему из античной истории, вернулся в Сарагосу, где писал фрески в традициях позднего итальянского барокко (боковой неф церкви Нуэстра Сеньора дель Пилар, 1771-72). Около 1773 Г. обосновался в Мадриде. Вначале работал в мастерской Ф. Байеу, в 1776-80 и 1786-91 выполнил для королевской шпалерной мануфактуры свыше 60 панно, которые служили образцами (картонами) для ковров. Это насыщенные по цвету и непринуждённые по композиции сцены повседневной жизни и праздничных народных развлечений ("Зонтик", 1777; "Продавец посуды" и "Мадридский рынок", 1778; "Игра в пелоту", 1779; "Молодой бык", 1780; "Раненый каменщик", 1786; "Игра в жмурки", 1791; все - в Прадо, Мадрид). Опираясь на опыт венецианских живописцев середины 18 в. (особенно Дж. Б. Тьеполо ), Г. противопоставил ещё сильным тогда в испанском искусстве традициям парадно-торжественного барокко и рассудочности классицизма, прививаемого мадридской АХ, дух темпераментного наслаждения бытием и жизнерадостного демократизма. Этому способствовала атмосфера наивных надежд, порожденная реформами Карла III в пору его увлечения идеями "просвещённого абсолютизма". С начала 1780-х гг. Г. получает известность и как портретист. Свойственная первоначально его портретам парадность (портрет графа Флоридабланка, 1782-83, банк Уркихо, Мадрид) уступает затем место интимности, не исключающей подчас лёгкой иронии по отношению к модели ("Семья герцога Осуна", 1787, Прадо; портрет маркизы А. Понтехос, ок. 1787, Национальная галерея искусства, Вашингтон). В эти годы Г. постепенно переходит к тонко разработанной, не яркой, но звучной цветовой гамме. Фигуры утрачивают рельефность, словно растворяясь в дымке. В 1780 Г. был избран в мадридскую АХ (с 1785 вице-директор, а с 1795 - директор её живописного отделения): в 1786 был назначен придворным живописцем, с 1799 первый живописец короля. Характер искусства Г. резко меняется с началом 1790-х гг., когда Карл IV в страхе перед событиями Великой французской революции стал на путь реакции. Жизнеутверждение в творчестве Г. сменяется глубокой неудовлетворённостью, возрастающей до степени трагизма, праздничная звучность и утончённость светлых оттенков - резкими столкновениями тёмного и светлого, напряжённой монохромностью, увлечение Тьеполо - освоением традиций Веласкеса, Эль Греко, а позже Рембрандта. И хотя Г. ещё создаёт такие произведения, как сияющая серебристо-пепельными тонами роспись потолка в капелле церкви Сан-Антонио де ла Флорида в Мадриде (1798), в его живописи всё чаще царит подвижный ночной мрак, поглощающий фигуры, которые то едва проступают сквозь тьму, то ненадолго разгоняют её, вспыхивая тревожным сиянием. Особенно привлекает Г. графика: стремительность перового рисунка, царапающий штрих иглы в офорте, светотеневые эффекты акватинты. Близость с испанскими просветителями (Г. М. Ховельяносом-и-Рамиресом М. Х. Кинтаной) обостряет неприязнь Г. к феодально-клерикальной Испании. В его искусстве появляется яростная сила сопротивления гнёту действительности. В это время (осень 1792 - зима 1793) тяжёлая болезнь приводит художника к глухоте. В 1790-х - начале 1800-х гг. исключительного расцвета достигло портретное творчество Г. В нём остро звучат и чувство одиночества, уязвимости человека в тревожном мире (портреты: сеньоры Бермудес, Музей изобразительных искусств, Будапешт; Ф. Байеу, 1796. Прадо; Ф. Савасы Гарспа, ок. 1805, Национальная галерея искусства, Вашингтон), и мужественное противостояние, даже вызов окружающему ("Ла Тирана", 1799, АХ, Мадрид: портреты - доктора Пераля, 1796, Национальная галерея, Лондон, Ф. Гиймарде. 1798, Лувр, Париж, И. Ковос де Порсель, ок. 1806, Национальная галерея, Лондон). Но главными становятся беспримерная до того прямота обнажения истины и откровенность личного отношения художника к миру, которые заставляют содрогаться при виде жёсткой обесчеловеченности лиц в "Семье короля Карла IV " (1800, Прадо) или почувствовать таинственную притягательность женщины в "Махе одетой" и "Махе обнажённой" (обе - около 1802, Прадо). Программно-заострённым воплощением настроений Г. явилась первая большая серия офортов "Капричос" (80 листов с комментариями художника, 1797-98, обнародованы в начале 1799), в которой в гротескно-трагической форме было всесторонне раскрыто уродство моральных, политических и духовных основ испанского "старого порядка". "Капричос" - творение глубочайшего мыслителя и смелого борца, высшее художественное выражение века Просвещения и Великой французской революции. Вместе с тем это произведение наряду с "Фаустом" Гёте вдохновляло творческие искания последующих поколений, начиная с романтиков. Их привлекали в Г. острая характерность и мужественная энергия, охват реальной сложности бытия, во имя которых он отвергал абстрактно "правильное" и "разумное". Г. первым из художников противополагает безличному классицистическому рационализму страстность чувств, откровенность мыслей, дерзостный полёт воображения. Невиданно конкретным историзмом, подлинно народной энергией и страстью личного переживания пронизаны картины "Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде" и "Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года" (обе около 1814, Прадо). В отличие от зрелищно построенных исторических картин романтиков, оба эти произведения Г. более всего потрясают абсолютной правдой поведения всех действующих лиц и той широтой мировоззрения, которая позволяет художнику быть одновременно испанским патриотом, призывающим к борьбе с завоевателями, и гуманистом, восстающим против войны как акта бесчеловечности. Своеобразным философско-историческим осмыслением судьбы народа в трагическую эпоху жизни Испании явились офорты "Бедствия войны" (82 листа; 1810-20, изд. в 1863 в Мадриде), исполненные большей частью в период народно-освободительных войн против наполеоновского нашествия и первой испанской революции (1808-14). Последние листы серии создавались в обстановке реставрации Фердинанда VII и жестокой реакции. В эти годы, чрезвычайно тяжёлые для Г., он жил в одиночестве в загородном доме ("Кинта дель Сордо", т.е. "Дом Глухого"), стены которого расписал маслом (1820-23, росписи ныне в Прадо). Здесь воплотились созвучные "Капричос" идеи противостояния прошлого и будущего, ненасытного дряхлого времени ("Сатурн") и освободительной энергии юности ("Юдифь"). Ещё сложнее система жутких гротескных образов в серии офортов "Диспаратес" (22 листа; 1820-23, изданы в 1863 в Мадриде под названием "Пословицы"). Но и в самых мрачных видениях Г. давящая тьма не может остановить движение, которое для него, как и для революционных романтиков, - самое мощное проявление развития жизни. Движение становится ритмичным лейтмотивом в "Похоронах сардинки" (около 1814, Прадо), в серии офортов "Тавромахия" (1815. изданы в 1816 в Мадриде), в алтарной картине "Моление о чаше" (1819, духовное училище Сан-Антонно, Мадрид) и в знаменитых "Кузнецах" (1819, собр. Х. Фрика, Нью-Йорк). Тьма уступает место вновь загорающемуся сиянию красок в картинах "Водоноска" (1810, Музей изобразительных искусств, Будапешт) и "Махи на балконе" (около 1816, Метрополитен-музей, Нью-Йорк). Человечность и мудрость Г. находят своё высокое проявление в его автопортрете (1815, Прадо), портретах Т. Переса (1820, Метрополитен-музей), П. де Молина (1828, собрание О. Рейнхарта, Винтертур). Последние четыре года жизни Г. провёл во Франции. В добровольном изгнании он пишет портреты своих друзей-эмигрантов, осваивает новую тогда технику литографии (серия "Бордоские быки", 1826), создаёт полную оптимизма картину "Молочница из Бордо" (1827-28, Прадо). К этому времени влияние Г. на художественную культуру начинает приобретать общеевропейское значение.

(Большая Советская Энциклопедия)